Уилльям Берроуз, Курт Кобейн - Звали его "Священник"

The Priest They Called Him
"Fight tuberculosis, folks." Christmas Eve,
an old junkie selling Christmas seals on
North Park Street. The "Priest," they
called him. "Fight tuberculosis, folks."
People hurried by, gray shadows on a distant
wall. It was getting late and no money to
score. He turned into a side street and the
lake wind hit him like a knife. Cab stop
just ahead under a streetlight.
Boy got out with a suitcase. Thin kid in
prep school clothes, familiar face, the
Priest told himself, watching from the
doorway. "Reminds me of something a long
time ago." The boy, there, with his
overcoat unbuttoned, reaching into his
pants pocket for the cab fare.
The cab drove away and turned the corner.
The boy went inside a building. "Hmm, yes,
maybe" - the suitcase was there in the
doorway. The boy nowhere in sight. Gone to
get the keys, most likely, have to move
fast. He picked up the suitcase and started
for the corner.
Made it. Glanced down at the case. It didn't
look like the case the boy had, or any boy
would have. The Priest couldn't put his
finger on what was so old about the case.
Old and dirty, poor quality leather, and
heavy. Better see what's inside.
He turned into Lincoln Park, found an empty
place and opened the case. Two severed
human legs that belonged to young man with
dark skin. Shiny black leg hairs glittered
in the dim streetlight. The legs had been
forced into the case and he had to use his
knee on the back of the case to shove them
out. "Legs, yet," he said, and walked
quickly away with the case.
Might bring a few dollars to score. The
buyer sniffed suspiciously. "Kind of a
funny smell about it." "It's just Mexican
leather." "Well, some joker didn't cure
it." The buyer looked at the case with cold
disfavor.
"Not even right sure he killed it, whatever
it is. Three is the best I can do and it
hurts. But since this is Christmas and
you're the Priest..." he slipped three
bills under the table into the Priest's
dirty hand. The Priest faded into the
street shadows, seedy and furtive. Three
cents didn't buy a bag, nothing less than
a nickel. Say, remember that old Addie
croaker told me not to come back unless I
paid him the three cents I owe him. Yeah,
isn't that a fruit for ya, blow your
stack about three lousy cents. The doctor
was not pleased to see him.
"Now, what do you WANT? I TOLD you!" The
Priest laid three bills on the table. The
doctor put the money in his pocket and
started to scream. "I've had TROUBLES!
PEOPLE have been around! I may lose my
LICENSE!" The Priest just sat there, eyes,
old and heavy with years of junk, on the
doctor's face. "I can't write you a
prescription." The doctor jerked open a
drawer and slid an ampule across the table.
"That's all I have in the OFFICE!" The
doctor stood up. "Take it and GET OUT!" he
screamed, hysterical. The Priest's
expression did not change.
The doctor added in quieter tones, "After
all, I'm a professional man, and I
shouldn't be bothered by people like you."
"Is that all you have for me? One lousy
quarter G? Couldn't you lend me a
nickel...?" "Get out, get out, I'll call
the police I tell you." "All right,
doctor, I'm going." Of course it was cold
and far to walk, rooming house, a shabby
street, room on the top floor. "These
stairs," coughed the Priest there, pulling
himself up along the bannister. He went
into the bathroom, yellow wall panels,
toilet dripping, and got his works from
under the washbasin. Wrapped in brown
paper, back to his room, get every drop
in the dropper.
He rolled up his sleeve. Then he heard a
groan from next door, room eighteen. The
Mexican kid lived there, the Priest had
passed him on the stairs and saw the kid
was hooked, but he never spoke, because
he didn't want any juvenile connections,
bad news in any language. The Priest had
had enough bad news in his life.
He heard the groan again, a groan he could
feel, no mistaking that groan and what it
meant. "Maybe he had an accident or
something. In any case, I can't enjoy my
priestly medications with that sound coming
through the wall." Thin walls you
understand. The Priest put down his
dropper, cold hall, and knocked on the door
of room eighteen.
"Quien es?" "It's the Preist, kid, I live
next door." He could hear someone hobbling
across the floor.
A bolt slid. The boy stood there in his
underwear shorts, eyes black with pain. He
started to fall. The Priest helped him over
to the bed. "What's wrong, son?" "It's my
legs, senor, cramps, and now I am without
medicine." The Priest could see the cramps,
like knots of wood there in the young legs,
dark shiny black leg hairs.
"A few years ago I damaged myself in a
bicycle race, it was then that the cramps
started." And now he has the leg cramps
back with compound junk interest. The old
Priest stood there, feeling the boy groan.
He inclined his head as if in prayer, went
back and got his dropper. "It's just a
quarter G, kid." "I do not require much,
senor."
The boy was sleeping when the Priest left
room eighteen. He went back to his room
and sat down on the bed. Then it hit him
like heavy silent snow. All the gray junk
yesterdays. He sat there received the
immaculate fix. And since he was himself a
priest, there was no need to call one.

Люди, боритесь с туберкулезом¦.
Сочельник, старый наркоман, продавал рождественские
марки (красочные наклейки, продаваемые
благотворительными организациями в
рождественскую неделю с целью получения
средств для профилактики и лечения
туберкулеза) на Северной Парковой Улице. Его
звали Священник. Люди, боритесь с
туберкулезом.
Люди спешили прочь, серые тени на дальней
стене. Было уже поздно, а денег не
прибавилось.
Он свернул на боковую улочку, и ветер с
озера ударил его как нож. Такси остановилось перед
ним, под светофором. Из него выбрался мальчик с чемоданом. Тоненький парнишка в форме
подготовительной школы. Лицо знакомое,
сказал себе Священник, выглядывая из двери.
Напоминает мне о прошлом. Мальчик в
расстегнутом пальто, полез в карман брюк,
чтобы заплатить за такси. Такси тронулось и свернуло за угол. Мальчик зашел в здание. Хммм, да, а может-
чемодан был там, в дверном проеме. Мальчика
нигде не было видно. Вероятно, пошел за
ключами, нужно пошевеливаться. Он взял
чемодан и направился к углу.
Дело сделано. Он бросил взгляд на чемодан.
Чемодан не был похож на тот, который был у
мальчика, он вообще был не такой, какие
бывают у мальчиков. Священник никак не мог
понять, почему именно чемодан выглядит
настолько ветхим. Старый, грязный, из кожи
плохого качества и тяжелый. Лучше
посмотреть, что внутри.
Он свернул в Линкольн Парк, нашел
пустынное местечко и открыл чемодан. Две
отрезанные человеческие ноги, которые
принадлежали молодому человеку с темной
кожей. Блестящие волоски черных ног мерцали
в тусклом свете светофора. Ноги были
засунуты в чемодан с такой силой, что пришлось
упереться коленом в заднюю стенку чемодана,
чтобы вытолкнуть их. Ноги, ага¦ - сказал
он, и быстренько пошел прочь с чемоданом.
За него могут дать несколько долларов.
Покупатель подозрительно принюхался.
Какой-то чудной запашок. Это просто
мексиканская кожа. Что за шутник его не
почистил. Покупатель смотрел на чемодан с
холодной неприязнью.
Что бы в нем ни лежало, этому чемодану
крышка. Три это лучшее, что я могу дать,
да и это слишком много. Но раз уж Рождество, да и
ты Священник... он сунул под столом
три бумажки в грязные руки Священника.
Священник растворился в уличных тенях,
потрепанный жизнью и неприметный. За эти
три доллара не купить дозу, нужна как
минимум пятерка. К тому же, помнишь, старый хрипун
Эдди велел тебе не возвращаться пока не
вернешь трешку, которую ему задолжал. Да, он
v тот еще псих, начнет разоряться по поводу
трех паршивых долларов. Доктор был не рад
его видеть.
А сейчас-то чего тебе НАДО? Я же тебе
ГОВОРИЛ!¦ Священник положил три банкноты
на стол. Доктор засунул деньги в карман и
начал орать. У меня были НЕПРИЯТНОСТИ!
ЛЮДИ кругом! Я могу лишиться ЛИЦЕНЗИИ!¦
Священник только сидел, уставившись
взглядом, старческим и тяжелым из-за долгих
лет наркомании, в лицо доктора. "Я не могу
дать тебе рецепт". Доктор рывком открыл ящик
и швырнул ампулу через стол. "Это все,
что у меня есть в ОФИСЕ!" Доктор встал. "Бери это,
и УБИРАЙСЯ!" воскликнул он истерично.
Выражение лица Священника не изменялось.
Доктор добавил более спокойно: "В конце
концов, я профессионал, какое мне дело до
таких, как ты". "И это все, что у вас есть
для меня? Одна паршивая четверть грамма? Не
могли бы вы одолжить мне пятерку...? "
"Убирайся, убирайся, я вызову полицию, я
обещаю". "Хорошо, доктор, я пошел". Конечно,
было холодно и далеко идти в меблированные
комнаты на запущенной улице, да еще на самом
верхнем этаже. "Ох уж эта лестница, "
кашлял Священник, пока тащился вверх по лестнице,
держась за перила. Он вошел в ванную
желтые стены, унитаз протекает, и достал
свой шприц и прочее хозяйство из-под ванны. Вот
он, сверток бурой бумаги, назад в комнату,
собрал все до капли в шприц.
Он закатал рукав. И тут он услышал стон
из-за соседней двери комнаты номер восемнадцать.
Там жил мальчишка-мексиканец, Священник
проходил мимо него на лестнице и видел, что
мальчишка сидит на игле, но он никогда не
заговаривал с ним, потому, что не хотел ни
контактов с малолетками, ни плохих новостей
на любом языке. Священник наслышался
предостаточно плохих новостей за свою жизнь.
Он услышал стон снова, такой, что сам его
почувствовал такой стон ни с чем не
спутаешь, и никаких сомнений, что он значит.
Может, он попал в аварию или что-то в том
же духе. В любом случае, я не смогу насладиться
своими священническим лечением под такие
звуки, идущие через стену. Тонкие стены,
сам понимаешь. Священник положил свой шприц
холодный холл и постучал в дверь комнаты
номер восемнадцать.
"Quien es?" Это Священник, мальчик, я
живу
по соседству. Он услышал, как кто-то
ковыляет по полу.
Скрипнул засов. Мальчик стоял в одних
трусах, глаза черные от боли. Он начал
падать.
Священник помог ему добраться до кровати.
Что с тобой, сынок? Мои ноги, сеньор,
судороги, а сейчас у меня нет лекарств.
Священник видел, как его ноги сводит
судорогой, вены на них похожи на
переплетенные ветки дерева, и черные
волоски блестят. Несколько лет назад я повредил их в
велосипедных гонках, вот после этого-то
судороги и начались. А теперь к судорогам
добавилась еще и наркозависимость. Старый
Священник стоял там, кожей чувствуя, как
стонет мальчик. Он склонил свою голову как в
молитве, вернулся к себе и взял шприц.
Здесь только четверть грамма, мальчик. Мне
и не требуется больше, сеньор.
Мальчик спал, когда Священник покинул
комнату восемнадцать. Он вернулся в свою
комнату и уселся на кровать. Потом словно
что-то ударило его, как тяжелый бесшумный
снег.
Все это серое прошлое наркомана. Так он
сидел в абсолютном оцепенении. И пока он был сам
себе священником, не было нужды звать
настоящего.