Говард Филлипс Лавкрафт - Дерево

H. P. Lovecraft - The Tree, 1921

Два закадычных друга, скульпторы, получили заказ от тирана Сиракуз - изваять статую богини. Статую, которую заранее прочили в число чудес света. Но, вскоре после начала работы, один из друзей стал чахнуть...

На самом деле, этот рассказ явно войдет в число моих самых нелюбимых у мастера - и причины тому есть как объективные, так и субъективные. Субъективные заключаются в том, что античную Грецию я не люблю и то, что действие рассказа происходит в те времена - на мой взгляд, скорее минус. Зато сам ГФЛ обожал и хорошо знал ту эпоху: как показывает в своей монографии С. Т. Джоши, из текста даже можно вычислить, когда именно могли бы происходить эти события. Исследователь утверждает "действие рассказа должно происходить в период 353-344 гг., когда тираном Сиракуз был Дионисий II".

Но шут бы с ней, с обстановкой и эпохой - главная проблема рассказа не в этом. В нем нет ни интересного сюжета, ни необычных его поворотов, хотя сам Лавкрафт, кажется, замышлял иначе. Писатель упоминал в переписке " нечто таится за простыми событиями рассказа; что растущее

подозрение, что Мусид злодей, а Калос посмертно ему отомстил, имеет основание.

Провозглашается то, что до сего момента вызывало сомнения - показывается, что

деяния Природы не обмануты человеческим лицемерием и зрят нечестивость под маской

внешней добродетели". Проблема в том, что никакого "растущего подозрения" читатель не испытывает - как только появляются упоминания о болезни главного героя, на ум читателя приходят подозрения, что "верный друг" травит его из зависти. И далее оно только оправдывается, хотя ГФЛ старательно наводит тень на плетень. Словом, детективщик из него не получился...

В сухом остатке мы имеем нечто вроде притчи о моральном падении и зависти, но притче положено быть краткой - и рассказ, не смотря на небольшой объем, для притчи все-таки длинноват. К тому же, если некоторые другие произведения Лавкрафт читаются как отличные стихотворения в прозе, то язык "Дерева" вышел простоватым и суховатым - и это только усугубляет ситуацию.

Правда, даже в этом случае, русские переводчики не могли не оттоптаться на тексте. Я взял первое попавшееся предложение из предпоследнего абзаца. Русский перевод В. Останина, который перепечатывают до сих пор:

"На следующее утро, согретое ласковыми лучами солнца, консул повел посланцев вверх по склону к обители скульптора. Вскоре они обнаружили, сколь страшный след оставил после себя ночной ураган. Еще издалека услышав вопли рабов, они ускорили шаг и, прибыв на место, замерли от ужаса: сверкающая колоннада просторного зала, где мечтал и творил Мусид, больше не возвышалась посреди оливковой рощи"

Английский текст: "In the sunshine of the morning the proxenoi led the Tyrant's messengers up the slope to the abode of the sculptor, but the night wind had done strange things. Slaves' cries ascended from a scene of desolation, and no more amidst the olive grove rose the gleaming colonnades of that vast hall wherein Musides had dreamed and toiled".

То есть, на самом деле, в оригинале примерно следующее: "В сиянии утра консул повел посланцев тирана вверх по склону к обители скульптора, но ночной ветер сотворил странные вещи. Крики рабов поднимались над сценой опустошения и среди оливковой рощи не поднимались больше сияющие колонны просторного зала, в котором Мюсид грезил и трудился".

Во-первых, у ГФЛ речь идет именно о свете солнца, его яркости - как противоположности мрачной картине разрушений. Климат его в это время не интересует, в отличие от зябнущего в России переводчика. А во-вторых даже эти два предложения уже перегружены массой дополнительных деталей, которые только утяжеляют текст и придают ему театральный оттенок: все эти "ускорили шаг... замерли от ужаса". А потом еще говорят, что Лавкрафт писать не умел, ага... Впрочем, есть еще парочка переводов, с которыми я не сверял.

Как обычно, для того периода рассказ впервые опубликован в октябре 1921 года в The Tryout, (Vol. 7, No. 7), а позднее перепечатан в Wierd Tales (номер за август 1938) - причем, как обычно, в компании Эдмонда Гамильтона. Был там представлен и Роберт Говард, правда, только со стихотворением.

В целом - всем, кроме любителей античной Греции и комплетистов Лавкрафта эту простоватую и нравоучительную историю можно пропустить.